Медный страж - Страница 39

— Добре! — довольно кивнул ратник. — На нас зла не держи. Бабы дуры. Увидела коня — и сразу в слезы. А то невдомек, что сынок и сам мерина продать мог. Иной раз в загул пойдешь, так ничего не считаешь. Нагуляется, глядишь, и вернется. Дело-то молодое.

От такого утешения в душе Олега что-то нехорошо провернулось. Промолчав, он пошел к скакунам укладывать и увязывать разворошенное добро.

— Видать, так складывается, у меня тебе придется маненько погостевать, — услышал он ласковый голос купца Скотина и выпрямился.

— За заступничество благодарю, уважаемый Елага. Однако же за что такая честь?

— Рази не должны люди помогать друг другу? — удивился купец. — Опять же, слыхивал я про странствия твои, ведун. Ты от суда не сбежишь.

— Не сбегу, — согласился Середин, забрасывая вьюки чалому на спину.

Связанному честным словом гостю и его невольнице Скотин отвел обширную горницу, внешней стеной упиравшуюся в городскую стену, а единственным небольшим оконцем выходившую во двор над хлевом. Впрочем, через слюдяные пластинки, вклеенные воском в причудливо изогнутый медный каркас, все равно нельзя было разглядеть ничего, кроме светлых голубых и белых разводов наверху и темных прямоугольников внизу. А распахивать створки было рановато. Весна потихоньку вступала в свои права — но еще не травень на улице.

Во время обильного ужина, щедро сдобренного медом и вином, Олег опять сидел напротив густо выбеленной мелом и нарумяненной поверх того хозяйской дочки. Сквозь слой побелки ни изъянов, ни достоинств девичьей красоты было не определить, но на глазок «красавице» стукнул годик пятнадцатый-шестнадцатый. Самое время замуж выдавать. На Руси только мужики в изрядном возрасте о семье думать начинают — когда уже и домом, и хозяйством обзаводятся, содержать жену могут. Девицам же под венец пора, когда молоды и красивы — детей нарожать, пока кровь с молоком, поднять их, чтобы по хозяйству сил хватало крутиться, пока помощники не подрастут.

«Уж не меня ли в женихи прочат? — От неожиданной мысли душа екнула еще глубже, чем в тот момент, когда ратники обвинили его в душегубстве. — Может, оттого и поручился за меня Елага?»

— Да уж, подросла кровинушка, — проследив его взгляд, кивнул купец. — Пора цветочку в мужниных руках распускаться, внуков нам с матерью дарить.

Сердце у Олега заколотилось. Он опустил взгляд, отчаянно придумывая, как отмазаться от нежданной чести. И ведь не сбежать из этого дома — он тут как под арестом!

— Да, пора. И жених достойный есть у меня на примете. Но о сем мы с тобой, ведун Олег, опосля поговорим.

За то время, что прошло до окончания обеда, в голове у Середина созрело множество доводов против возможного предложения. Начиная с того, что после суда он может быть выдан головой родичам пропавших промысловиков, и заканчивая тем, что он нищ, как степная крыса, а невеста — купеческая дочь.

Однако милость богов не оставила охотника за нежитью. Войдя в небольшую светелку терема, в которой хозяин устроил нечто вроде кабинета, Олег не поторопился заговорить первым, молча следил через оконце за въезжающими и выезжающими возками. А купец Скотин, обойдя высокий пюпитр с чернильницей и стянутыми нитью перьями, выглянул в окно, затем опустился на укрытый густым персидским ковром сундук, указал Олегу на тот, что стоял в углу.

— Есть у меня к тебе просьба малая, мил человек. Да что просьба — так, безделица.

Подобным образом о свадьбе дочери обычно не говорят, и ведун сразу приободрился.

— Уговорились мы о свадьбе детей наших с одним из купцов новгородских. Купцов знатных, видных. У детей его уже по две ладьи за товарами ходят. Породниться с ним и бояре бы за честь считали. Но старший сын, так получилось, все еще холостым ходит. Нехорошие слухи долго о нем сказывали, волхвы гибель предрекали. Однако же жив он и поныне, все предсказания презрев.

— Значит, крепкий парень, — облегченно кивнул Середин. — За таким будет, как за каменной стеной.

— Да, крепок и удачлив, коли злые духи управиться с ним не могут. Сговорились мы, по весне перед ледоходом он на смотрины сюда прибудет. Мыслю, со дня на день явится.

— Что же, коли повезет, то я его увижу. До суда княжеского мне еще больше десяти дней ждать.

— Ну тебе опасаться нечего, ведун Олег, твоя честность известна. Ты душегубства свершить не мог. А вот меня уж который месяц беспокойство гложет. Зориславу, кровиночку мою, в чужие руки отдаю. Болит сердце отцовское. О прошлом годе сыновья на ладье на острова бриттов холодным путем с товаром ушли, да по сей день никаких вестей от них нету. Теперь доченьку единственную от дома родного отрываю… — Купец скинул тафью, мотнул головой, пригладил волосы. — Дабы сердце отцовское успокоить, хотел бы я узнать, какой будет жених наш в душе своей, чист ли сердцем, честен али нутро у него гнилое, черное.

— Это мудро, — согласился Олег. — Только как это сделать?

— Как обычно, — даже удивился Елага. — Узнать надобно, каков он во хмелю будет. В трезвом виде человек завсегда сдержать себя умеет. Плохое скрыть, доброе выпятить. А коли подпоить его от души, тут он уж не сдерживается, во всей красе себя кажет. Буйный силу норовит показать, жадный капли добирает, щедрый угощать всех рвется. Подлый хитрит, добрый помощь обещает. Во хмелю токмо человек душу свою истинную и кажет. А душа, нутро человеческое так или иначе наружу вылезет. С ним, нутром, жене жить и придется.

— Верно, — рассмеялся Середин. — Я со своими заговорами и зельями иногда забываю, что существуют более простые пути.