— Приказчик…
— Нет, приказчика не нужно, — покачал Середин пальцем перед глазком. — Доложи хозяину, не то другому купцу отправлюсь.
— Ладноть, обождите маленько.
Окошко затворилось.
— Ты околдовал его, господин? — страшным шепотом поинтересовалась Урсула. — Теперь он станет слушать тебя, аки верный раб?
— Очень надо, — хмыкнул ведун. — Просто в деле торговом знание на первом месте стоит. Коли князь Муромский разгромлен, его земли соседи тут же трепать станут. Там всякая рухлядь в цене упадет лошади подорожают, невольники, железо. Коли победил — стало быгь, степные товары в цене упадут. Кони, скот, ковры, невольники. Все то, что рать собой привезла да гостям торговым наскоро сбросит дабы в серебро превратить. Железо, шорные все штуки, хлеб подешевеют. А рухлядь дорожать начнет да строительные товары. Дабы с ценами, с товаром потребным хоть примерно определиться, умному купцу узнать важно, сколько какой добычи муромцы привезли, как сильно поганых потрепали, стоит ли набегов ответных ждать али наоборот, обескровлена степь, десяток лет вредить ничем не сможет…
Дверь скрипнула, отворяясь. Слуга в чистой полотняной рубахе и шерстяных шароварах, заправленных в ярко-синие яловые сапоги, низко поклонился:
— Батюшка Словей к столу звать изволит человека служивого. Трапезничает он ныне.
— Коня на двор заведи, — кинул ему поводья ведун и, кивнув Урсуле, вошел в дом. Тщательно оштукатуренную и расписанную диковинными зверьми и цветами, трапезную купеческого дома выстилали пунцовые ковры. Пурпурные бархатные покрывала лежали на деревянных лавках, на сундуках, на половине стола поверх подсктерника. На половине потому, что кушал могучий — косая сажень в плечах — чернобородый, румянощекий хозяин почему-то без семейства, в гордом одиночестве. Сидел он в кресле, на спинке которого лежала густо подбитая соболем, с бобровым воротником шуба, крытая опять же красным сукном, с длинными рукавами, яхонтовыми пуговицами и пришитыми на груди несколькими крупными рубинами.
Олег был знаком с подобными нарядами: совершенно неподъемные, весом в две добротные кольчуги, они служили не столько одеянием, сколько свидетельством богатства своего владельца, олицетворением его достоинства. А поскольку достоинство человек должен сохранять всегда, бояре, купцы и князья носили эти шубы и зимой, и летом в любую жару. К счастью, не постоянно, а только по торжественным случаям. Визит забредшего воина торжеством не считался, а потому купец остался в куньей ферязи без рукавов, темно-малиновой шелковой рубахе и войлочной тафье, опять же крытой алым бархатом. Положительно, Словей Ратин имел изрядную слабость ко всему красному.
— Горд принять у себя воина, живота ради земли русской не жалевшего, — сделал вид, что приподнялся, хозяин. — Присаживайся к моему столу, дозволь попотчевать, поделиться, чем милостивые боги снизошли к моему дому. Беляна! Сбитня поднеси гостю! Миски неси — не видишь, пусто на столе.
Румяная, как и сам хозяин, девица в сарафане кораллового цвета протянула Олегу ковш с пряным напитком. Ведун в несколько глотков осушил его, крякнул, перевернул, показывая, что не оставил ни капли, присел к столу, покосился на Урсулу, потом на купца.
— Гм, спутница у тебя… Ты садись, садись. Места на всех хватит.
— Внизу сядь, — указал на незастеленную часть стола ведун и пояснил для хозяина: — Невольница моя. На меч в походе взял.
Предупредить было нужно. Посадить рабыню за один стол с вольным, имеющим достоинство человеком — хуже оскорбления не придумать. Но «внизу стола» место не почетное, туда слуги допускаются. Главное, чтобы хозяин по незнанию как к человеку к ней не обратился. Потом все едино правда выплывет — и наживешь себе смертельного врага на пустом месте.
— Это на торков поход был? — моментально воспользовался удобным случаем свернуть на нужную тему купец. — Никак, завершился ужо? До нас вести сии еще не доходили.
— Рано еще, уважаемый Словей. Я так мыслю, рать токмо сегодня в Муром вошла. Князя в предполье ждали. Он с дружиной табуны захваченные и отары в стороне от обоза гнал…
— Да? — навострил уши купец. — Много взяли?
— С лихвой, — кивнул Олег, хорошо зная, о чем думает купеческий старшина.
Много скотины пригнать в город, где после зимы сена уже совсем, почитай, не осталось — бескормица будет. Продавать придется, и как можно быстрее. Цена на мясо и овец упадет ниже, чем на соленые огурцы. Не послать ли туда приказчиков с серебром, дабы скупили поболее да сюда пригнали? Ведь на каждой монете пять, а то и более заработать можно.
— Я так мыслю, хозяин, — продолжал ведун, — весь скот торкский собрали. Четыре дня дружина степь прочесывала.
— Что ты говоришь? — то ли притворно, то ли искренне удивился хозяин. — Так-таки рассыпались в дозоры малые и искали? И поганых не боялись? Ты мед-то пей, не брезгуй. Он у меня не вареный, стояночный. Цельный год в погребе томился, крепость набирал.
— Спасибо, хозяин, не откажусь, — кивнул Олег. — А бояться там ныне нечего. Разметали торков, как пыль веником. Теперь, мыслю, вовсе уж не оправятся, перестанут кровушку русскую пить…
Так, за расспросами, обед и тянулся. От пирогов к поросячьим ребрышкам, с сарацинской кашей тушенным, от ребрышек к щучьим щечкам, на чесночном отваре настоянным, от щек к щам кислым наваристым, от щей к гороховому супу с копченой зайчатиной, от супа к ухе из яблок. Завершило пиршество, как водится, чуть подслащенное медом сыто. Довольный купец, наверняка уже прикинувший, как подаренные гостем нежданные сведения превратить в звонкие серебряные гривны, отстранился на спинку кресла и склонил голову, разглядывая невольницу: